2024-й в России – Год семьи. Убыль населения наконец-то осознаётся в качестве фундаментальной проблемы: если коренного населения в перспективе не останется, то не имеют смысла никакие военные победы и никакой рост ВВП. Демографическая конкуренция представляет для нашей страны даже более серьёзную угрозу, чем расширение НАТО, уверен демограф Владимир ТИМАКОВ, аналитик Российского государственного гуманитарного университета.
Воля к жизни
— Проблема убыли населения интересна тем, что в течение долгого времени её не признавали в качестве проблемы. Складывается впечатление, что её даже маскировали: чего стоит один только термин «отрицательный прирост», представляющий собой абсолютную бессмыслицу, называние чёрного белым. Или взять другой термин – «естественная убыль». Где заканчиваются «естественные» причины убыли и начинаются «неестественные»? Возможно ли вообще говорить о вымирании нации как о чём-то естественном?
— Естественный – не значит положительный или добрый, это природный, не управляемый человеком ход событий, а в природе присутствуют и очень неприятные вещи. Естественная убыль – результат внутренних процессов в популяции, превышение смертности над рождаемостью без искусственного вмешательства извне. Противоестественная убыль возникает в результате физического уничтожения населения или (теоретически) предотвращения рождаемости завоевателями: то есть войн, геноцида, насильственной стерилизации. Даже убыль в результате эпидемий можно считать естественной, так как инфекционные процессы постоянно присутствуют в природе. Другое дело, что в годы эпидемий мы говорим об избыточной смертности, превышающей ожидаемый среднестатистический уровень.
Термин «отрицательный прирост» – обычная калька с математической терминологии (типа «прибавить минус три»); подобная терминология давно применяется в демографии, экономике, популяционной биологии. Это вовсе не чиновничий новояз с целью манипулировать сознанием обывателя, хотя для подобной цели вполне годится.
Вымирание различных популяций в природе – процесс натуральный, то есть естественный, происходящий на протяжении миллионов лет: за счёт этого с лица Земли исчезли все разнообразные динозавры и множество других биологических видов. Популяции человека разумного, увы, не исключение. Наши ближайшие родственники – неандертальцы и денисовцы – вымерли естественным путём, оставив лишь слабый генетический след благодаря скрещиванию с нашими предками. Хотя тут, конечно, как и в прочих подобных событиях, не обошлось и без конкуренции с более успешными группами. Но всё это – совершенно естественные процессы вымирания, диктуемые природными инстинктами, а не спланированные заранее в каком-то штабе и осуществлённые какими-то «айнзац-командами».
Старение и смерть человека – тоже естественные процессы, но любой человек, если он сохранил волю к жизни, стремится своему уходу всеми силами противостоять. Так же и любой нации, скорее всего, рано или поздно придёт конец, но, если общество сохраняет волю к жизни на социальном и политическом уровне, оно, подобно отдельному человеку, должно бороться за максимальное продление своего национального бытия. Здесь главную роль играет не то, какие слова используются в научной и околонаучной лексике, а то, какие цели ставят правительства и какие ценности исповедуют люди.
— Распространено мнение, что демографическое невоспроизводство (позвольте мне этот неологизм) обусловлено урбанизацией. Покойный доктор экономических наук А. Вишневский, известный своим либеральным подходом к демографии, сказал нам по этому поводу следующее: не урбанизация повлияла на демографию, а демография повлияла на урбанизацию – мол, из-за обилия населения в деревнях стало не хватать земли, поэтому люди потянулись в города. То есть высокая рождаемость вызвала урбанизацию, а урбанизация вызвала низкую рождаемость. Проще говоря, высокая рождаемость вызвала низкую рождаемость. Как мне кажется, Вишневскому было важно представить низкую рождаемость как нечто естественное, закономерное, неизбежное. А вы что думаете по этому поводу?
— В Тульской губернии накануне революции на селе проживало более 1 миллиона 300 тысяч человек, а столетие спустя в Тульской области осталось менее 300 тысяч деревенских жителей. Люди уехали в города не потому, что им не осталось места в деревне, а потому что изменился способ производства. То, что раньше делали собственными руками в каждом доме, теперь гораздо выгоднее делать на массовых производствах, сконцентрированных в городах. Раньше самой надёжной гарантией прокормить семью был собственный участок земли, теперь – высокооплачиваемая специальность. Понятие «аграрное перенаселение» имеет не физическую, а экономическую подоплёку. Экономисты рассчитали, что средняя доходность любого дела растёт в прогрессии с размером населённого пункта: удвоение населения приносит примерно 20 % дополнительной прибыли. «Лишние люди» в деревне возникли не потому, что им было нечем заняться, а потому, что их возможные занятия слишком малорентабельны по сравнению с городскими. По той же причине существуют сейчас «лишние люди» и в депрессивных городских регионах самых разных стран мира – из стагнирующих городов они едут в растущие мегаполисы, где заработки гораздо выше.
Урбанизацию сложно считать причиной низкой рождаемости, по крайней мере – весомой причиной. Сто лет назад в России нормой было иметь шесть-семь детей и на селе, и в городе; сегодня суммарный коэффициент рождаемости на селе примерно 1,6 ребёнка на женщину, в городе – примерно 1,35. Это значит, что теперь и сельское население не обеспечивает простого воспроизводства, а образ жизни современных сельских жителей гораздо больше похож на образ жизни современных горожан, чем на бытиё деревенских людей вековой давности.
Кто виноват?
— Если причина убыли населения не в раскрестьянивании, то в чём?
— Одной из важных причин снижения рождаемости можно признать качественную медицину. На протяжении тысячелетий, несмотря на высокую рождаемость, население росло очень медленно – из-за того, что больше половины детей умирало, да и взрослых тоже не щадила «старуха с косой». Максимальная рождаемость была единственным способом сохраниться, выжить: те общества, которые не культивировали традицию максимальной рождаемости, просто исчезли в истории.
Нации, которые первыми сумели поднять качество медицинского обслуживания и снизить детскую смертность, первыми вступили в период демографического бума – настоящий взрыв численности англосаксов в девятнадцатом веке (с 20 до 150 миллионов за столетие) обусловлен, в первую очередь, этой причиной. За ними последовали Европа, Россия, Япония и так далее… Однако высокая выживаемость детей упразднила императив максимального деторождения. Большинство родителей в таких странах стало ориентироваться на двухдетный идеал семьи – мальчика и девочку себе на смену (не исключаю, что эта установка заложена глубоко на инстинктивном уровне).
Обычно требовалось два поколения жизни в условиях развитой педиатрии, чтобы общество перешло от традиционной семьи (около шести рождений) к современной (около двух). Похожую трансформацию (так называемый демографический переход) пережили самые разные страны, не только уже упомянутые, с христианской или буддистской традицией, а теперь аналогичное явление наблюдается и в странах с индуистской и мусульманской культурой. Так, в наши дни на одну женщину в южных индийских штатах Керала, Тамилнад уже приходится менее двух детей, как и в богатых исламских монархиях Персидского залива или в теократическом Иране.
Некоторое время большинство демографов полагало, что двухдетный идеал воцарится повсеместно и надолго, что это и будет итог «демографического перехода», а население планеты стабилизируется где-то на отметке в 11 миллиардов человек. Однако падение не остановилось на отметке в два ребёнка, а продолжилось. В минувшем году целый ряд высокоразвитых стран, таких как Канада, Испания, Финляндия, Япония, ушли вниз, «пробив дно» на уровне 1,3 ребёнка, а Гонконг и Южная Корея вовсе продемонстрировали небывалый антирекорд – чуть более 0,7 ребёнка на женщину, то есть около половины женщин там остаются «child-free». Темпы этого падения очень внушительны: например, в Аргентине суммарный коэффициент рождаемости за последние восемь лет снизился с 2,24 до 1,30. Всё это говорит о том, что население планеты скоро начнёт сокращаться, не достигнув и 10 миллиардов, а целый ряд народов может оказаться под угрозой вымирания.
— Причины этого – естественные? Нерукотворные?
— Говорить о сознательном, плановом сокращении населения «сильными мира сего» у меня нет никаких оснований. По крайней мере, я не знаю ни одного правительства, которое бы возглавляло страну с рождаемостью ниже простого воспроизводства и при этом проводило антинаталистскую политику. Все они пытаются как-то стимулировать рождаемость, но эти меры дают слабый эффект. Да, налицо влиятельные неправительственные структуры, которые поддерживают негативные для демографии движения, типа «моё тело – моё дело», ЛГБТ* или «child-free». Но их пропаганда лишь постольку успешна, поскольку находит массовый отклик в определённых обществах. Антинаталистские, антисемейные силы в большей степени отражают, чем формируют изменения в массовом сознании, «осёдлывают» процесс, а не направляют его.
По моему глубокому убеждению, в основе глобального демографического кризиса лежат трудноуправляемые, глубинные социальные и биологические процессы, которые в определённой степени можно назвать естественными, природными, если считать человека частью природы, а его стихийные действия – проявлением природной стихии. Не исключаю, что это проявление природной саморегуляции: один вид размножился настолько и создал такую нагрузку на экосистему, что сложная система начала ограничивать его численность. Каковы механизмы такого ограничения? Возможно, это эффект перенаселения. В биологических сообществах иногда наблюдаются такие явления, когда теснота, обилие особей твоего вида угнетают инстинкт размножения. То, что минимальная рождаемость наблюдается именно в мегаполисах, а наиболее крупные семьи чаще встречаются в малых населённых пунктах, косвенно подтверждает это предположение. Однако, по моему мнению, главный отрицательный эффект тут производит не физическое сосредоточение человеческих масс в городах, а визуальное впечатление массы людей, которое создаётся не только реальным бытиём, но и современным информационным потоком.
В целом планета, конечно, подошла к тому состоянию, когда дальнейший бурный рост населения становится угрозой для самого человечества. Но Россия, с её обширной территорией и сравнительно редким населением, выглядит как исключение из этого правила.
Помогите материально
— Ещё один демограф, доктор экономических наук С. Рязанцев, сказал нам в 2021 году следующее: «На Западе, несмотря на высокий уровень жизни и хорошую социальную поддержку, тоже не происходит воспроизводство населения. Но я не считаю возможным умозрительно ставить знак равенства между менталитетом на Западе и в России. В ходе недавних исследований выяснилось: россияне вынуждены заводить меньше детей, чем хотели бы. Выявлена ориентация наших граждан на двух- либо трёхдетную семью при наличии всех необходимых условий. 41% респондентов хотели бы двоих детей, 33% – троих и более. Среднее желаемое число детей составляет 2, 3. При этом в России, где рождение очередного (а иногда и первого) ребёнка может вытолкнуть семью за черту бедности, – на поддержку рождаемости тратится всего лишь около 1% ВВП. А, например, в Скандинавских странах – 4% ВВП. Предлагаю позаимствовать этот опыт, а потом, глядя на российские результаты, оценить, есть в этом смысл или же нет, существенно выросла рождаемость в нашей стране или же несущественно. До тех пор разговоры о «бесполезности» материального стимулирования рождаемости в России – лишь фантазии». Согласны ли вы с коллегой? Самые многодетные страны – это бедные страны, а самые многодетные на планете семьи, ортодоксально иудейские, – это бедные семьи, так какой же вывод насчёт материального поощрения рождаемости нужно сделать в этой связи?
— Проблема не в уровне жизни как таковом, а в относительном уровне. Человек определяет своё положение благодаря сравнению с окружающими людьми, своими соседями и коллегами, а не с гражданами далёких стран. Поэтому высокий уровень жизни в стране скорее работает против деторождения, чем за. С рождением первого ребёнка уровень жизни каждого родителя падает, условно говоря, на треть – раньше доходы семьи делили на двоих, теперь на троих (не говоря ещё о потере доходов в связи с декретным отпуском мамы и т.д.). Цена этой потерянной трети в богатом обществе гораздо выше, чем в бедном. В Сомали этой третью можно с лёгкостью пренебречь, в Германии или в Эмиратах это очень весомая сумма. Молодой родитель-немец или житель Эмиратов видит, что рождение ребёнка лишило его целого набора благ, которыми продолжают пользоваться его бездетные сверстники. Он сравнивает себя с ними, а не с бедняками из Сомали. Ему тяжело пожертвовать этим набором упущенных благ, и чем богаче становится общество – тем тяжелее.
В аграрной России существовала практика подушевых земельных переделов, которая защищала многодетные семьи от сползания на социальное дно; рождение каждого ребёнка было скорее материальным плюсом, нежели минусом – даже на маленькую душу полагался равный взрослому земельный надел. Это был очень мощный демографический стимул, позволивший России к началу ХХ века стать одним из мировых лидеров по приросту населения. На фоне глобального СКР около шести в русском народе рождалось примерно 6,7 ребёнка на женщину. Если допустить, что прибавка 0,7 обусловлена материальным стимулированием, это очень солидно. Нас бы сейчас такая прибавка спасла от убыли населения, от вымирания.
Что касается упомянутых вами ортодоксальных иудеев. Они поддерживают высокую рождаемость, несмотря на свою бедность в весьма богатых странах (прежде всего в Израиле и США), за счёт того, что им удаётся создать относительно замкнутую среду, где они сравнивают себя с членами своей общины, а не с остальными согражданами. В этой среде многодетность в большем почёте, чем богатство. Причём автономное существование иудеев-харедим обеспечено не только ограничением живых контактов с внешним миром, но и ограничением доступа в современное информационное поле.
— И всё же – что насчёт материального поощрения рождаемости? Общество привыкло в определённому уровню материального благополучия, который, как правило, обеспечивают в семье двое – муж и жена. Соответственно, если жена посвящает себя деторождению и не работает, то семья ежемесячно должна получать от государства сумму, равную как минимум средней зарплате по региону. Резонно?
— Пока наши вложения в демографию достаточно скромны. Надо попробовать довести их до 5 %, а лучше – до 10 % ВВП и посмотреть, какой это даст эффект. В труднодостижимом идеале надо сделать так, чтобы семья не проигрывала от рождения ребёнка материально. По моим расчётам четырёхлетней давности, средняя российская семья тратила на воспитание ребёнка от рождения до совершеннолетия около четырёх миллионов рублей (сегодня тратит ещё больше). А сумма возможных льгот и социальных пособий – даже с учётом материнского капитала – в лучшем случае немного превышала один миллион. Таков размер возникающей «социальной бреши», которую необходимо залатать, чтобы простимулировать рождаемость.
Я полагаю, что рождение и воспитание ребёнка – это самый важный человеческий труд, важнее производства любых товаров и услуг. И он должен оплачиваться, а также должен учитываться при начислении пенсии. Размер пенсии должен складываться из двух составляющих: трудовой, то есть за рабочий стаж, и адекватной родительской, то есть за рождённых и выращенных детей. Именно выращенных! Многодетные «странствующие отцы», уклоняющиеся от алиментов, и горе-мамаши, бросившие детей ради бутылки, на такую помощь в старости рассчитывать не должны.
При этом, по моему глубочайшему убеждению, нельзя платить просто за рождение и наличие ребёнка. Иначе мы породим армию родителей, которые больше ничего не умеют и не хотят делать, и это приведёт к скорой деградации нашего общества. Как и при оплате производственной деятельности, должно учитываться качество родительского труда. Например, люди с высшим образованием должны получать большее пособие, так как они способны большему научить своих детей, передать им больше знаний. Люди с большим трудовым стажем тоже должны получать больше за родительство – у них больше шансов научить детей трудовым навыкам. Наоборот, люди с преступным прошлым, с алкоголизмом в принципе не должны получать, образно говоря, лицензию на такой труд. Заводить детей им, конечно, никто не запретит, но участие государства в судьбе их детей должно быть ограничено строго социальной сферой: бесплатное образование, лечение, питание в детсаду и школах, но никаких денег на руки родителям!
Поскольку для многодетной семьи принципиальное значение имеет расширение жилплощади, поддержка родителей должна учитывать стоимость жилья в регионе, иначе наши мегаполисы, куда стекается активная и талантливая молодёжь со всей страны, превратятся в «чёрные демографические дыры», которые поглотят цвет нашего генофонда.
Еврейский опыт
— Снижение рождаемости в Иране стало разочарованием для европейских идеалистов-консерваторов, полагавших, что для воспроизводства населения достаточно простого долженствования, ценностно-идеологических установок государства. Оказалось, этого недостаточно. Единственное развитое государство мира с естественным приростом населения – Израиль, достигающий этого благодаря ультрарелигиозному меньшинству. Говоря в своих публикациях о феномене рекордной рождаемости в семьях ортодоксальных иудеев, вы подчёркиваете, что они в некотором роде противопоставляют себя обществу. Получается, в масштабах нации такая рождаемость невозможна, а возможна только в маленьких сообществах?
— Повторю, мы имеем дело с трудноуправляемыми, во многом стихийными процессами, которые с трудом поддаются волевой корректировке. Феномен иудеев-харедим во многом уникален. Существование самого еврейского этноса, не слившегося за тысячелетия с окружающими народами, – одно из редких исключений, обусловленное жёсткой установкой на отчуждение от всех прочих (об этом, например, очень искренне написано в книге Майкла Векса «Жизнь как квеч»). А фундаменталисты-харедим – это исключение внутри исключения. Такой двойной барьер в сознании позволяет глубоко религиозным иудеям избегать влияния внешнего мира, укрываться от глобальных антидемографических процессов и сохранять патриархальную рождаемость даже в ультрасовременных мегаполисах. Но такая способность – продукт нескольких тысячелетий существования в диаспоре, выкованный драматичной еврейской историей. Это невозможно воспроизвести искусственно в обществах с другим историческим бэкграундом.
Если для евреев характерна высокая степень ментального обособления от окружающего общества, то для русских, наоборот, высокая степень стремления «быть как все». При статистическом анализе соотношения семей с разным количеством детей, кривая у русских, украинцев, белорусов получается более усреднённая, чем у большинства европейских народов. Это означает, что народы нашей культуры, выросшей из православной традиции, в наибольшей степени подвержены влиянию «мира», но, с другой стороны, должны быть наиболее отзывчивы на демографическую политику государства, если она достигнет масштаба национальной идеи.
В целом же, как подтверждают, например, исследования социолога из МГУ А.Б. Синельникова, религиозность является значимым демографическим фактором. В семьях верующих в среднем рождается больше детей, чем в семьях атеистов, что типично и для православных, и для мусульман, и для иудеев. Если исходить из этого, то носители религиозных традиций имеют больше шансов воспроизвестись в будущем, чем неверующие.
— Ясиру Арафату приписывают фразу: «Нашим главным оружием станет матка арабской женщины». Предстоит ли русским вести демографическую конкуренцию за свою землю с кем-либо, подобно тому как демографически конкурируют евреи и арабы за Палестину?
— В современном мире остаётся два очага демографического роста, которые будут формировать миграционные потоки и определят изменения этнической карты планеты в XXI веке. Первый – это Чёрная Африка, переселенцы из которой будут наполнять прежде всего Европу, в меньшей степени – Америку и Ближний Восток. А второй очаг сохраняющегося роста – Центральная Азия, включающая наших соседей по СНГ и Афганистан. На фоне довольно быстрого сокращения рождаемости в большинстве мусульманских стран, ряд среднеазиатских государств, прежде всего Узбекистан, в последнее десятилетие выглядят исключением (ожидаемое число детей у средней узбечки с 2015 по 2023 год выросло с 2,5 до 3,5). Не знаю, насколько эта тенденция окажется стойкой, но уже сложившийся темп прироста диктует высокую интенсивность миграции. А генеральным направлением переселения из Центральной Азии является Россия. Наш «поворот на Восток», вынуждаемый геополитическими соображениями, увы, создаёт дополнительные демографические риски.
Если Россия, Средняя Азия и Афганистан сложатся в единую «систему сообщающихся сосудов», то надо учесть, что среди новорожденных в такой системе – уже сегодня – русских младенцев менее трети. При высокой интенсивности миграций всего полвека спустя мы рискуем стать этническим меньшинством на территории Российской Федерации. Для русских, не привыкших существовать в диаспоре, это может оказаться катастрофой (вспомните судьбу русского населения среднеазиатских республик в девяностые годы).
На мой взгляд, демографические вызовы представляют для нашей страны более серьёзную угрозу, чем расширение НАТО, и, когда закончится война, необходимо ещё большие средства вложить в демографическую политику, поощряя многодетных родителей так же интенсивно, как сейчас – воинов СВО.
* Движение, деятельность которого признана экстремистской и запрещена на территории РФ.
